Прошел месяц, как я ушла со всех работ и погрузилась в мир писательский. Результатов и успехов пока у меня совсем чуть-чуть, но зато неплохо перестраивается голова. Например, выстроились в логическую последовательность мои профессии и занятия, которыми я занималась последние 10 лет.
Сначала была журналистика (началась лет с 11 и продолжилась до 20). Это были мои первые опыты работы с текстом, моя первая школа обращения с русским языком. Сначала была важнее форма: умение грамотно составить предложение, выстроить логику абзаца или придумать цепляющий лид для статьи. По мере развития этого навыка (назовем его базовое владение языком) появилась другая задача, которая стала первоочередной — умение четко, объективно, без шума описать с помощью этого языка действительность. Наверное, для кого-то журфак и стал той школой, где они научились выражать свое мнение, для меня — нет. Я ко всему происходящему относилась как к школе новостной журналистки. Прокачивала навык фотографического запечетления действительности в тексте. Сейчас я могу признаться, что этого опыта я получила недостаточно, мне хотелось еще поработать новостником в каком-нибудь хорошем информагентстве, но экономическая ситуация форсировала конец этого этапа.
Потом сразу начался период PR. Он отчасти был тоже про умение фиксировать действительность, но все чаще в работе стала возникать еще одна задача — не просто документально запечатлять действительность, а с умом выбирать ту точку зрения, с которой смотреть на эти факты. Речь не шла про субъективность, оценки и мнения, задача должна была быть решена другими способами, объективно честными. Тут уже наложилась особенность моего характера, что меня хлебом не корми, дай копнуть поглубже. В моей жизни появилось изучение философии и интерес к тем ее направлениям, которые говорят о многогранности реальности, о том, что один и тот же факт можно описать множеством способов и каждое описание будет истинным. Так я училась не просто облекать действительность в слова, но и наделять ее (или правильнее скорее выявлять в ней) разными трактовками через текст. Этот период длился, похоже, дольше, чем было нужно, потому что я успела очень заскучать и даже решить, что текст стал мне неинтересен как факт.
А теперь началось… давайте назовем это пафосно литературное мастерство. Интуитивно я понимала, что здесь есть что-то новое и интересное, но не знала, что именно. Но от этого только приятнее находить это новое в надоевшем, казалось уже, тексте. У меня была гипотеза, что, возможно, там будет какой-то новый челлендж по владению языком. Но это, как я теперь понимаю, вообще не центральная задача. Раньше я никогда не думала о том, что литература — это не документальное запечетление действительности (как журналистика) и не просто предложение разных трактовок действительности (как пиар). Похоже, создание художественного текста — это ближе к постижению сути вещей, чем к языку. Это про умение реагировать на сигналы своих необычных ощущений, локализовать объект-причину этих ощущений, понять их суть (и ощущений, и объектов-причин), а затем уже собрать из опыта переживаний множества таких ощущений какую-то историю, состоящую не из элементов действительности, а из (прости, господи) симулякров: героев, мотивов, оборотов речи итд. Если проще, то это про способность увидеть за происходящим ту суть, которую они в себе хранят, и про умение эту суть передать через историю.
Если смотреть на ситуацию так, то я понимаю, что сначала я действительно работала с языком, потом работала с трактовками, а теперь работаю с сутью предметов. И роль языка здесь также меняется. Сначала ты общаешься с языком как таковым. Потом ты общаешься с действительностью. Потом ты общаешься с точками зрения. И наконец в литературе ты общаешься с сутью вещей.
